В среду верхняя палата российского парламента рассмотрит вопрос о продлении на третий срок истекающих полномочий генпрокурора России Юрия Чайки. В апреле этого года радикальной реформе подверглось МВД, все силовые подразделения которого перешли в новую структуру — Росгвардия. О реформе силового блока и функции надзора в России «Газете.Ru» рассказал глава Ассоциации юристов России, ректор Московского государственного юридического университета имени О.Е. Кутафина профессор Виктор Блажеев.
Главное
Чиновники приказали детям выжить
Голодец потребовала немедленно начать проверку детских лагерей
В Департаменте труда и соцзащиты Москвы проводятся обыски по делу о трагедии в Карелии
Фигурантка дела «Оборонсервиса» освобождена по УДО
Прогноз погоды на июнь в цифрах и гифках
Читайте также
Apple и Google обложили налогами
Только хорошие новости
Третье место, если без допинга
«Как раньше» не будет
Фестиваль китайской жестокости
Новости СМИ2
— Совет Федерации ожидаемо переназначит генпрокурора на третий срок. На ваш взгляд, о чем в политическом плане свидетельствует это переназначение?
— Оно свидетельствует о том, что у президента есть доверие к генпрокурору, а работа самого органа признана эффективной. Повторюсь, прокуратура — централизованная система, в ней многое зависит от работы генерального прокурора.
— Однако в последние годы есть определенное занижение роли Генеральной прокуратуры. На ваш взгляд, это так? Насколько эффективна Генпрокуратура сегодня?
— Функция прокуратуры сводится к общему надзору за соблюдением законности в стране. В этом смысле, конечно, меры прокурорского реагирования, которые применяются и Генеральной прокуратурой, и в целом централизованной системой прокуратуры, достаточно эффективно влияют на соблюдение законности в стране. Что касается взаимодействия следствия и прокуратуры, здесь должен быть баланс, ведь прокуратура — орган, который должен осуществлять общий надзор и за следствием. Этот баланс нужно искать, и, я знаю, есть актуальные предложения с точки зрения его законодательного регулирования.
— Все-таки почему пошел такой перекос в сторону следственных органов?
— Мне сложно судить, почему это произошло. Понятно, что органы предварительного следствия занимаются расследованием преступлений, а далее прокуратура поддерживает обвинение в суде. С моей точки зрения, прокуратура должна быть наделена необходимыми полномочиями на стадии предварительного следствия, должным образом реагировать на те или иные действия, поскольку ей в конце концов поддерживать обвинение в суде. Она должна быть погружена в этот процесс.
— Есть мнение, что зря у прокуроров отобрали право выдавать ордера на арест. Теперь это делает только суд, а значит, свои — уже на суде — будут всегда защищать правильность выдвинутых подозрений и никогда не вынесут оправдательного приговора. Так ли это?
— Статистика свидетельствует, что, когда эта функция была у прокуратуры, количество применяемых ею арестов было значительно ниже. Прокуроры, поскольку это централизованная система, жестко отвечали за каждый случай, когда гражданин неправомерно оказывался под арестом. Но тут, увы, одно из требований Европейской конвенции по правам человека, и когда мы как страна подписывали этот документ, мы взяли обязательство выполнить его требование, передав эту функцию судам. Повторюсь, когда эта функция была у прокуратуры, она работала эффективнее с точки зрения соблюдения прав человека.
— Кстати, почему доля оправдательных приговоров все равно не превышает 1%?
— Потому что в эту статистику не попадают дела, прекращаемые на стадии предварительного следствия и утверждения обвинительного заключения. Часть из тех, кто мог бы быть оправдан в суде, оказываются на свободе ранее и попросту не попадают в эту статистику.
Здесь ошибочно играть с цифрами, нужно рассматривать каждую конкретную ситуацию с конкретным делом. С другой стороны, вопрос здесь не к прокуратуре и даже не к следствию, а к судам. Если судья считает, что надлежащим образом доказана невиновность лица, он выносит соответствующий приговор. У суда всегда остается право не согласится ни со следствием, ни с гособвинением.
— Мешает ли нынешняя международная ситуация с введением санкций и ограничений развивать российской прокуратуре отношения с западными коллегами?
— Насколько я знаю, такое общение остается активным. Прокуроры из разных стран плотно взаимодействуют, проводят рабочие встречи. Международная ситуация и санкции не привели к снижению взаимодействия между правоохранительными и надзорными органами.
— Одна из самых обсуждаемых тем последних месяцев — реструктуризация МВД и передача части его функций в Нацгвардию. Насколько неожиданной оказалась реформа?
— Идея создания Национальной гвардии давно была на слуху, такие предложения высказывались не первый год. Подобная структура есть и в других странах, поэтому российская Нацгвардия не выделяется из мирового тренда, у нее такое же предназначение, как и у зарубежных коллег. У МВД и Национальной гвардии разные функции, последняя должна быть самостоятельной структурой.
— При этом в ходе реструктуризации ликвидированы ФМС и Наркоконтроль которые, как отмечают многие эксперты, только начали нормально работать…
— Что касается ФМС, она должна быть органической частью структур МВД, они связаны как по функционалу, так и структурно. По Наркоконтролю вопрос более сложный. Не секрет, что наркоторговля стала серьезной современной угрозой, время покажет, насколько эффективно с этим будет справляться МВД.
— Реформы силового блока продолжатся в ближайшее время? У экспертного сообщества, юристов есть запрос на их кардинальное изменение?
— Нынешняя система выстроена достаточно логично, не думаю, что в ближайшее время будут радикальные изменения. Такого запроса, по моим ощущениям, нет и у экспертного сообщества. Запрос в другом — чтобы сформировавшаяся система надлежащим образом была отрегулирована, а полномочия разумно распределены между структурами.